Дура х*ева
10
07
2008
Главный инженер завода «Промприбор» Михаил Петрович Веселов пулей влетел в приёмную и увидел такую картину: замдиректора крупной финской компании со своими юрисконсультом и переводчиком сидели возле пустого секретарского стола и скучали. Может быть, они были возмущены, но в силу происхождения и потрясающей тактичности абсолютно не подавали вида. Веселов оставил их более часа назад на попечение Стельки Колбаскиной, а она, вместо того, чтобы распечатать и отдать им на ознакомление договор на несколько миллионов евро, тупо и банально съебалась жрать – 12-00, видите ли. Точно такой же пулей Веселов метнулся в столовую, откуда еще издалека слышался многогласный бабий ржач. Главный инженер обладал охуенной выдержкой, но здесь его терпение лопнуло. Саданув ногой по двери столовой, он прорычал:
- Договор с финнами где? Почему они, черт возьми, торчат одни в приёмной? Что за отношение!
И тут Колбаскина слегка перегнула палку. Ей нравилось слегка подзадоривать Веселова своей тупостью и наглостью, и сейчас она, нагло ухмыляясь и выпучив без того глуповатые глазенки, протянула:
- Михаил Петрович, разве вы не видите, что я кюююууушаю!
- Мне похую, что ты жрёшь! – прорвало главного инженера, - ДУРА ХУЕВА!!! Уёбывай тогда вообще с работы!
В результате этого Стелька с блуждающим взглядом и почему-то растрёпанными волосами, красная как рак, нарезала какие-то непонятные фигуры по территории завода.
- Всё. Хватит с меня. Ты слышишь, бл*дь, хватит с меня! Уволюсь. К ебене матери. Уйду. В никуда. Найду работу. Хватит!!! Заебал проклятый упырь – вибрировало, пульсировало и грохотало в воспаленной башке Стельки, за свою невнимательность, неряшливость, небрежное отношение к работе и перманентную рассеянность прозванную Тетёхой.
Тетёхе 21 год, с понедельника по пятницу она просиживает свою толстую задницу в приемной завода «Промприбор», а в выходные ищет на этот кусок окорока охуительных (по ее понятиям) и сногсшибательных приключений, типа объебания в ночных клубах со своими сверстниками, такими же безалаберными, не определившимися в этой жизни долбоёбами. Духлесс нервно курит в сторонке, когда дергающееся в такт пердёжному ритму нервно-паралитическое освещение выхватывает из мутной темноты толстые и плоские сраки, прыщавые морды и выпученные пешки невротъебательских «тусовщиков».
Естественно, она считала себя королевой. И от этого контраст был убойным напрочь – с брошенной ей главным инженером фразой – ДУРА ХУЕВА!!!
Главного инженера еще трясло от праведного гнева, вызванного кричащей пафосной тупостью этой коровы. Исполнительный директор завода, Быстров, понимающе кивал головой, слушая товарища, и щурил пронзительные глаза.
- Миша, - прервал он виртуозный матерный пассаж, относящийся к Колбаскиной, - как думаешь, уволится нах*й?
- Илюха, бл*дь, уволил бы ее сам давно! х*ли ты мозги ебёшь!
- Миша, тут такая ситуёбина, - он достал сигарету и закурил, - ты знаешь сам, что это протеже шефа, равно как и Лизонька Грызунова, пиздопропажа тупая. Я миллион раз говорил шефу, что увольнять их нужно, а он отвечал всегда одно – воспитывай. х*ли их воспитывать, взрослые дуры, бл*дь. Два года не могу этих дур выпереть отсюда. Необходимо сделать так, чтобы эта бестолковая, напичканная амбициями овца сама подала заявление. Сейчас ты ее неплохо подзарядил. Кстати, куда это она съебалась с рабочего места?
Хитрая рожа Быстрова приняла жесткое и холодное выражение, и он принялся металлическим тоном чеканить в телефонную трубку:
- Ну и куда ты пропала, я не понял! Документы не отправлены, договор не сверстан, мне уже выговаривают как нашкодившему пацану. И самое главное – целая делегация финнов сидит прохлаждается в приёмной и ждёт полтора часа, когда им соизволят распечатать договор! Всего лишь рас-пе-ча-тать! Изволь появиться и объяснить свое поведение.
Через некоторое время Тетёха влетела в приёмную. Ошалело посмотрев по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с Быстровым, она протянула ему листок с размашистой нервной писаниной.
Быстров хмыкнул, прочитал заявление об увольнении по собственному желанию, смерил Тетёху холодным взглядом и бросил:
- Иди, свободна. Обходной лист заполни.
«Охуенно», - мелькнуло в голове у Быстрова.
Но Быстров еще не понял, как благосклонна была к нему судьба в этот день.
Узнав об увольнении Тетёхи, стеснительная недотёпа Лизонька Грызунова вдруг изобразила протест! Против произвола начальства! Них*я не разобравшись, откуда ветер дует, она пискнула, сверкнув глупыми глазёнками:
- Тогда я тоже уволюсь!
- Иди к Быстрову, он всё подпишет, - с ядовитой усмешечкой прозудела Тетёха.
И тогда Быстров, вертя в руках два заявления, всё понял. Ему стало ясно, что это подарок судьбы. Такого кайфа он не испытывал с момента покупки нового форестера. Он взялся за телефон, и каждый звонок, каждое слово грело измученную душу директора и бальзамом ложилось на его издерганные нервы.
- Здорово, Петрович! Слышь, я двух дур уволил нах*й. Спасибо, я тоже охуенно рад, гыгыгы. Ставь машину, напою тебя как скота.
- Приветствую, коллега! Поздравь меня, я куриц тупых уволил. Ага, этих самых. Приходи сегодня вечером отмечать. Без машины, автолюбитель хуев.
И так далее, и так далее.
К вечеру всё заводоуправление собралось в уютном ресторанчике, где обычно кормили и поили перспективных партнеров. Быстров, пустив в ход секретные фонды, выставил охуенное количество коньяка, рома, виски, текилы, винища бл*дь, в общем, качественного бухла. Столы ломились от всевозможной жрачки, Иван Василич отдыхает. Быстров, как тамада, носился от столика к столику, балагурил, улыбался, рассказывал всякие приколы из жизни этих дур, наливал, приносил еще бутылки, потчевал, короче говоря, стремился, чтобы гости как можно быстрее ух*ячились до синих соплей и зеленого поноса. Когда поставленная цель оказалась не так далеко, он вышел на сцену и взял микрофон.
- Дорогие коллеги, - сказал он, причем хитрющую его рожу буквально перекосоёбило от распирающих его чувств, - сегодня охуительный день. Мы наконец-то поимели, бгыгыгы, возможность, как бы это поинтеллигентнее выразиться… (набрал воздуха в грудь) … Выпиздить этих тупорылых куриц нах*й! (Аплодисменты, пьяные выкрики «Ура – Быстрову!», «Россия – Чемпион!», «Долой прихлебал!», «Йурег – педораз!). Поэтому, бл*дь! Тихо, заебали! Поэтому я даю указание всем нажрацца до скотского состояния и ниибёт! Сам я, как вы знаете, не пью, поэтому я немного поиграю для вас. И попизжу.
Кстати, кто это крикнул про Йурега?
- Я, - покраснев как помидор, ответил какой-то молоденький снабженец.
- Правильно выразился, х*ли напрягся, угага.
Быстров взял гитару, и тут понеслось… Он орал, крыл матом со сцены, визжал и выл, с ужасающим надрывом выхаркивая в зал самые наипохабнейшие опусы, которые знал. После песни про зверскую еблю бомжихи на свалке в куче говна – он слегка утомился, сошел со сцены и закурил. Для жестоко пьяных гостей время закрутилось как обкуренный волчок. Вдруг на сцене снова появился Быстров, а с ним еще басист и барабанщик. И тут случилось страшное. Они стали играть блюзы и рок-н-ролл. п*здец.
Все столы в почтенном заведении были расх*ярены в полнейшую пиздосрань, шторы оборваны, причем верный зам Быстрова чуть не погиб смертью храбрых под наебнувшимся на него карнизом. Дверь высадили и куда-то проебали (её, кстати, потом так и не нашли). На люстре висели чьи-то трусы, в углу кого-то ебали. Снабженцы стульями х*ярили друг друга, видимо, что-то не поделили. Толстая и обрюзгшая 50-летняя начальница отдела охраны труда, Степанна, голая плясала возле сцены, тряся обвисшими сиськами. Она тщетно пыталась склонить коллег мужского пола к ебле, потерпела в этом фиаско и наконец ёбнулась на пол, блеванув перед этим фонтаном.
После череды ураганных рок-н-роллов Быстров, утирая взмокший лоб, выдохнул в микрофон:
- Да, бл*дь, ништяк…- он посмотрел на сильно поредевшую толпу единомышленников, на огромное количество тушек, лежащих без движения на полу, и прибавил – последний танец, х*ли. Посвящаю этот блюзняк Старой Пелотке, если кто в курсе, - он с досадой махнул рукой, - да вы, скоты, один х*й не поймете. Идите вы нах*й, синятина ёбаная.
Тут он заиграл красивейший медленный блюз, резкие черты лица его смягчились, он мечтательно улыбался, когда выпиливал соло. Во время исполнения блюза для Старой Пелотки оставшиеся в живых бойцы, как гроздья перезрелого винограда, поёбались наземь. Последние ноты Быстров брал, одиноко возвышаясь среди смрадной кучи неподвижных тел, воняющих жутким перегаром и блевотиной.
Он зачехлил гитару и молча, не оборачиваясь, вышел в развороченный проём. На душе у него цвели сакуры и пели райские птицы. Хотелось курить и ебаццо. Жизнь была прекрасна и удивительна. Шел 3-й час ночи.
Большинство участников этого достойного мероприятия очнулись в восьмом часу утра в том же месте, где поёбались на пол. Подкатывала мерзкая тошнота, мутило, головы раскалывались и гудели, шумели и разламывались. А главное, совершенно не представлялось возможным встать и попытаться привести себя в порядок.
В этот момент в изуродованном проёме появился прекрасно отдохнувший трезвый Быстров в белом костюме. Лицо его было чем-то озадачено.
- Шухер, долбоёбы, шеф приедет через полчаса, - сообщил он охуенно радостную весть и учесал в контору.
В приёмной, скромно так в уголку, сидели и чего-то ждали Лизонька Грызунова и Стелька Колбаскина.
- Ну и за каким бесом вы явились? – поинтересовался Быстров, вмиг почуяв неладное.
Несколько секунд молчания и пихания друг друга локтями… Наконец, более бойкая Стелька выдала:
- Мы пришли к Владимиру Семёнычу снова проситься на работу.
- Хихи, - подтвердила Лизонька.
- Тьфу, бл*дь! – с досадой крякнул Быстров и срочно ушел курить, чтобы не брякнуть в сердцах что-нибудь грубое. Закуривая, он проникновенно прошептал себе под нос бессмертную фразу: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить…»
- Договор с финнами где? Почему они, черт возьми, торчат одни в приёмной? Что за отношение!
И тут Колбаскина слегка перегнула палку. Ей нравилось слегка подзадоривать Веселова своей тупостью и наглостью, и сейчас она, нагло ухмыляясь и выпучив без того глуповатые глазенки, протянула:
- Михаил Петрович, разве вы не видите, что я кюююууушаю!
- Мне похую, что ты жрёшь! – прорвало главного инженера, - ДУРА ХУЕВА!!! Уёбывай тогда вообще с работы!
В результате этого Стелька с блуждающим взглядом и почему-то растрёпанными волосами, красная как рак, нарезала какие-то непонятные фигуры по территории завода.
- Всё. Хватит с меня. Ты слышишь, бл*дь, хватит с меня! Уволюсь. К ебене матери. Уйду. В никуда. Найду работу. Хватит!!! Заебал проклятый упырь – вибрировало, пульсировало и грохотало в воспаленной башке Стельки, за свою невнимательность, неряшливость, небрежное отношение к работе и перманентную рассеянность прозванную Тетёхой.
Тетёхе 21 год, с понедельника по пятницу она просиживает свою толстую задницу в приемной завода «Промприбор», а в выходные ищет на этот кусок окорока охуительных (по ее понятиям) и сногсшибательных приключений, типа объебания в ночных клубах со своими сверстниками, такими же безалаберными, не определившимися в этой жизни долбоёбами. Духлесс нервно курит в сторонке, когда дергающееся в такт пердёжному ритму нервно-паралитическое освещение выхватывает из мутной темноты толстые и плоские сраки, прыщавые морды и выпученные пешки невротъебательских «тусовщиков».
Естественно, она считала себя королевой. И от этого контраст был убойным напрочь – с брошенной ей главным инженером фразой – ДУРА ХУЕВА!!!
Главного инженера еще трясло от праведного гнева, вызванного кричащей пафосной тупостью этой коровы. Исполнительный директор завода, Быстров, понимающе кивал головой, слушая товарища, и щурил пронзительные глаза.
- Миша, - прервал он виртуозный матерный пассаж, относящийся к Колбаскиной, - как думаешь, уволится нах*й?
- Илюха, бл*дь, уволил бы ее сам давно! х*ли ты мозги ебёшь!
- Миша, тут такая ситуёбина, - он достал сигарету и закурил, - ты знаешь сам, что это протеже шефа, равно как и Лизонька Грызунова, пиздопропажа тупая. Я миллион раз говорил шефу, что увольнять их нужно, а он отвечал всегда одно – воспитывай. х*ли их воспитывать, взрослые дуры, бл*дь. Два года не могу этих дур выпереть отсюда. Необходимо сделать так, чтобы эта бестолковая, напичканная амбициями овца сама подала заявление. Сейчас ты ее неплохо подзарядил. Кстати, куда это она съебалась с рабочего места?
Хитрая рожа Быстрова приняла жесткое и холодное выражение, и он принялся металлическим тоном чеканить в телефонную трубку:
- Ну и куда ты пропала, я не понял! Документы не отправлены, договор не сверстан, мне уже выговаривают как нашкодившему пацану. И самое главное – целая делегация финнов сидит прохлаждается в приёмной и ждёт полтора часа, когда им соизволят распечатать договор! Всего лишь рас-пе-ча-тать! Изволь появиться и объяснить свое поведение.
Через некоторое время Тетёха влетела в приёмную. Ошалело посмотрев по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с Быстровым, она протянула ему листок с размашистой нервной писаниной.
Быстров хмыкнул, прочитал заявление об увольнении по собственному желанию, смерил Тетёху холодным взглядом и бросил:
- Иди, свободна. Обходной лист заполни.
«Охуенно», - мелькнуло в голове у Быстрова.
Но Быстров еще не понял, как благосклонна была к нему судьба в этот день.
Узнав об увольнении Тетёхи, стеснительная недотёпа Лизонька Грызунова вдруг изобразила протест! Против произвола начальства! Них*я не разобравшись, откуда ветер дует, она пискнула, сверкнув глупыми глазёнками:
- Тогда я тоже уволюсь!
- Иди к Быстрову, он всё подпишет, - с ядовитой усмешечкой прозудела Тетёха.
И тогда Быстров, вертя в руках два заявления, всё понял. Ему стало ясно, что это подарок судьбы. Такого кайфа он не испытывал с момента покупки нового форестера. Он взялся за телефон, и каждый звонок, каждое слово грело измученную душу директора и бальзамом ложилось на его издерганные нервы.
- Здорово, Петрович! Слышь, я двух дур уволил нах*й. Спасибо, я тоже охуенно рад, гыгыгы. Ставь машину, напою тебя как скота.
- Приветствую, коллега! Поздравь меня, я куриц тупых уволил. Ага, этих самых. Приходи сегодня вечером отмечать. Без машины, автолюбитель хуев.
И так далее, и так далее.
К вечеру всё заводоуправление собралось в уютном ресторанчике, где обычно кормили и поили перспективных партнеров. Быстров, пустив в ход секретные фонды, выставил охуенное количество коньяка, рома, виски, текилы, винища бл*дь, в общем, качественного бухла. Столы ломились от всевозможной жрачки, Иван Василич отдыхает. Быстров, как тамада, носился от столика к столику, балагурил, улыбался, рассказывал всякие приколы из жизни этих дур, наливал, приносил еще бутылки, потчевал, короче говоря, стремился, чтобы гости как можно быстрее ух*ячились до синих соплей и зеленого поноса. Когда поставленная цель оказалась не так далеко, он вышел на сцену и взял микрофон.
- Дорогие коллеги, - сказал он, причем хитрющую его рожу буквально перекосоёбило от распирающих его чувств, - сегодня охуительный день. Мы наконец-то поимели, бгыгыгы, возможность, как бы это поинтеллигентнее выразиться… (набрал воздуха в грудь) … Выпиздить этих тупорылых куриц нах*й! (Аплодисменты, пьяные выкрики «Ура – Быстрову!», «Россия – Чемпион!», «Долой прихлебал!», «Йурег – педораз!). Поэтому, бл*дь! Тихо, заебали! Поэтому я даю указание всем нажрацца до скотского состояния и ниибёт! Сам я, как вы знаете, не пью, поэтому я немного поиграю для вас. И попизжу.
Кстати, кто это крикнул про Йурега?
- Я, - покраснев как помидор, ответил какой-то молоденький снабженец.
- Правильно выразился, х*ли напрягся, угага.
Быстров взял гитару, и тут понеслось… Он орал, крыл матом со сцены, визжал и выл, с ужасающим надрывом выхаркивая в зал самые наипохабнейшие опусы, которые знал. После песни про зверскую еблю бомжихи на свалке в куче говна – он слегка утомился, сошел со сцены и закурил. Для жестоко пьяных гостей время закрутилось как обкуренный волчок. Вдруг на сцене снова появился Быстров, а с ним еще басист и барабанщик. И тут случилось страшное. Они стали играть блюзы и рок-н-ролл. п*здец.
Все столы в почтенном заведении были расх*ярены в полнейшую пиздосрань, шторы оборваны, причем верный зам Быстрова чуть не погиб смертью храбрых под наебнувшимся на него карнизом. Дверь высадили и куда-то проебали (её, кстати, потом так и не нашли). На люстре висели чьи-то трусы, в углу кого-то ебали. Снабженцы стульями х*ярили друг друга, видимо, что-то не поделили. Толстая и обрюзгшая 50-летняя начальница отдела охраны труда, Степанна, голая плясала возле сцены, тряся обвисшими сиськами. Она тщетно пыталась склонить коллег мужского пола к ебле, потерпела в этом фиаско и наконец ёбнулась на пол, блеванув перед этим фонтаном.
После череды ураганных рок-н-роллов Быстров, утирая взмокший лоб, выдохнул в микрофон:
- Да, бл*дь, ништяк…- он посмотрел на сильно поредевшую толпу единомышленников, на огромное количество тушек, лежащих без движения на полу, и прибавил – последний танец, х*ли. Посвящаю этот блюзняк Старой Пелотке, если кто в курсе, - он с досадой махнул рукой, - да вы, скоты, один х*й не поймете. Идите вы нах*й, синятина ёбаная.
Тут он заиграл красивейший медленный блюз, резкие черты лица его смягчились, он мечтательно улыбался, когда выпиливал соло. Во время исполнения блюза для Старой Пелотки оставшиеся в живых бойцы, как гроздья перезрелого винограда, поёбались наземь. Последние ноты Быстров брал, одиноко возвышаясь среди смрадной кучи неподвижных тел, воняющих жутким перегаром и блевотиной.
Он зачехлил гитару и молча, не оборачиваясь, вышел в развороченный проём. На душе у него цвели сакуры и пели райские птицы. Хотелось курить и ебаццо. Жизнь была прекрасна и удивительна. Шел 3-й час ночи.
Большинство участников этого достойного мероприятия очнулись в восьмом часу утра в том же месте, где поёбались на пол. Подкатывала мерзкая тошнота, мутило, головы раскалывались и гудели, шумели и разламывались. А главное, совершенно не представлялось возможным встать и попытаться привести себя в порядок.
В этот момент в изуродованном проёме появился прекрасно отдохнувший трезвый Быстров в белом костюме. Лицо его было чем-то озадачено.
- Шухер, долбоёбы, шеф приедет через полчаса, - сообщил он охуенно радостную весть и учесал в контору.
В приёмной, скромно так в уголку, сидели и чего-то ждали Лизонька Грызунова и Стелька Колбаскина.
- Ну и за каким бесом вы явились? – поинтересовался Быстров, вмиг почуяв неладное.
Несколько секунд молчания и пихания друг друга локтями… Наконец, более бойкая Стелька выдала:
- Мы пришли к Владимиру Семёнычу снова проситься на работу.
- Хихи, - подтвердила Лизонька.
- Тьфу, бл*дь! – с досадой крякнул Быстров и срочно ушел курить, чтобы не брякнуть в сердцах что-нибудь грубое. Закуривая, он проникновенно прошептал себе под нос бессмертную фразу: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить…»
