Пьянка или реальные глюки наяву
29
09
2010
Пьянка Пети Дмитриева - телевизионщика, журналиста и продюсера с четырьмя друзьями творческими медиками шестой день. Все стадии пьянки пройдены. Анекдоты кончились, песни спелись, про жизнь рассказано все, пьяные слезы пролиты, пара фингалов заляпана йодом. Словом, переросла пьянка в черный запой. Люди молча пьют, молча падают под стол, молча просыпаются, негромко блюют и снова молча разливают. "Не надо слов! Все понятно без них!". В задумчивом оцепенении, но, строго блюдя интуитивный ритм разлива, проводят они сутки за сутками.
И вот утром, на рассвете шестого дня слышит Петя отчетливый и неторопливый стук копыт - цок-цок-цок. Звук этот нарастает, усиливается и вдруг замирает за неплотно прикрытой дверью. Дверь медленно, со скрипом (естественно) приоткрывается и каждый видит, что к нему пришла лошадь.
Центр Москвы, улица Герцена, Кремль из окон виден. Каждый понимает, что лошадь появиться здесь не может. НЕ МОЖЕТ по определению! Разве, что вместе с конной милицией, но где тогда, собственно, мент? Да хрен с ним с ментом, хоть кто-нибудь человеческий, хоть какой-нибудь завалящий хозяин. Лошади сами по себе по центру Москвы не ходят и в Дом Медика не забредают. Не могут. Но нет хозяина. Нет его...
Первая и вполне естественная в такой ситуации мысль: "Ну, вот, наконец-то, допился!" Люди взрослые, медики опять же, что такое белая горячка знают, а тут вот она, в дверь ломится. Печально, конечно, но и светлая радость какая-то с другой стороны тоже присутствует. Все-таки не каждый день до лошадок допиваешься, тоже, в общем-то, достижение. На других в ту минуту никто смотреть не решается, вдруг они коня не видят, тогда все – здравствуй, советская карательная психиатрия!
Долгую минуту фантом лошади молча смотрит на них, они на него. Конь неподвижен как статуя основателя Москвы Юрия Долгорукова, творческие медики - скульптурная композиция "Граждане города Кале". Экзистенциальное напряжение невыносимо. Терпеть его выше сил человеческих. Виночерпий не выдерживает и рвет тишину звуком разливаемого по стаканам спирта. Общий выдох, общий глоток на вдохе, далее звуки теряют стройность: те, кто привык занюхивать - вдыхают носом и крякают, кто привык запивать - омывает гортань напитком "Буратино", прочие заедают огурцом. Пауза. Очередь за фантомом.
Конь обводит строгим глазом собравшихся, разворачивается, поднимает хвост и выкатывает на пол лошадиное свое яблоко - пык! Снова заглядывает в комнату, любуясь произведенным эффектом и с достоинством, уходит в коридорную тьму. Цок-цок-цок.
Виночерпий молча разливает. Выдох, глоток на вдохе, нестройные звуки пост-глотковой реабилитации. Все сидят молча. Взглядами не встречаются. Каждый думает: допиться до лошадок - это, конечно, достижение, но все-таки молодой еще человек, планы на будущее обширные, и так сразу... Может быть, не заметил никто? Мало ли что, ну поколбасило немного, ну коник привиделся, показалось, что нагадил он, говнюк, с кем не бывает? Так ведь прошло уже все, отпустило! Может это не белая горячка, а просто разовый, несистемный глюк?
Минуты гнетущей тишины.
Но есть одна мысль, которая не дает покоя. Если он насрал, то ведь оно же, как лежало, так и лежит... А люди с острым обонянием, они не только видят все это, но ведь и чувствуют даже... Те, кто посмелее поднимают глаза на окружающих. Окружающие выражают взглядом понимание.
Все-таки есть предел возможностей человеческих, положенный человекам от Бога. Терпеть такую пытку долго нельзя. Самый смелый плюет на общественное мнение, хватает со стола вилку и, с истерической решимостью, бросается на лошадиный помет. Под давлением обстоятельств и вилки тот разламывается.
"ОН НАСТОЯЩИЙ!!!!"- кричит смельчак, - "НАСТОЯЩИЙ!!!"
Виночерпий молча разливает.
В эту минуту, из коридора доносится топот и в дверях появляется взмыленый мужик: «Ребят», - кричит, - «вы коня не видели»?
"Какого коня?"- хитро спрашивают его на всякий случай творческие медики.
"Маленького. Пони. Малышом зовут. Я дрессировщик из уголка Дурова, у нас сегодня концерт здесь. Конь у меня убежал!"
"А пошел бы ты, дрессировщик, на х@й!!!!!!" - заорали ему хором медики. И выпили.
И еще выпили, потому как пронесло!
И вот утром, на рассвете шестого дня слышит Петя отчетливый и неторопливый стук копыт - цок-цок-цок. Звук этот нарастает, усиливается и вдруг замирает за неплотно прикрытой дверью. Дверь медленно, со скрипом (естественно) приоткрывается и каждый видит, что к нему пришла лошадь.
Центр Москвы, улица Герцена, Кремль из окон виден. Каждый понимает, что лошадь появиться здесь не может. НЕ МОЖЕТ по определению! Разве, что вместе с конной милицией, но где тогда, собственно, мент? Да хрен с ним с ментом, хоть кто-нибудь человеческий, хоть какой-нибудь завалящий хозяин. Лошади сами по себе по центру Москвы не ходят и в Дом Медика не забредают. Не могут. Но нет хозяина. Нет его...
Первая и вполне естественная в такой ситуации мысль: "Ну, вот, наконец-то, допился!" Люди взрослые, медики опять же, что такое белая горячка знают, а тут вот она, в дверь ломится. Печально, конечно, но и светлая радость какая-то с другой стороны тоже присутствует. Все-таки не каждый день до лошадок допиваешься, тоже, в общем-то, достижение. На других в ту минуту никто смотреть не решается, вдруг они коня не видят, тогда все – здравствуй, советская карательная психиатрия!
Долгую минуту фантом лошади молча смотрит на них, они на него. Конь неподвижен как статуя основателя Москвы Юрия Долгорукова, творческие медики - скульптурная композиция "Граждане города Кале". Экзистенциальное напряжение невыносимо. Терпеть его выше сил человеческих. Виночерпий не выдерживает и рвет тишину звуком разливаемого по стаканам спирта. Общий выдох, общий глоток на вдохе, далее звуки теряют стройность: те, кто привык занюхивать - вдыхают носом и крякают, кто привык запивать - омывает гортань напитком "Буратино", прочие заедают огурцом. Пауза. Очередь за фантомом.
Конь обводит строгим глазом собравшихся, разворачивается, поднимает хвост и выкатывает на пол лошадиное свое яблоко - пык! Снова заглядывает в комнату, любуясь произведенным эффектом и с достоинством, уходит в коридорную тьму. Цок-цок-цок.
Виночерпий молча разливает. Выдох, глоток на вдохе, нестройные звуки пост-глотковой реабилитации. Все сидят молча. Взглядами не встречаются. Каждый думает: допиться до лошадок - это, конечно, достижение, но все-таки молодой еще человек, планы на будущее обширные, и так сразу... Может быть, не заметил никто? Мало ли что, ну поколбасило немного, ну коник привиделся, показалось, что нагадил он, говнюк, с кем не бывает? Так ведь прошло уже все, отпустило! Может это не белая горячка, а просто разовый, несистемный глюк?
Минуты гнетущей тишины.
Но есть одна мысль, которая не дает покоя. Если он насрал, то ведь оно же, как лежало, так и лежит... А люди с острым обонянием, они не только видят все это, но ведь и чувствуют даже... Те, кто посмелее поднимают глаза на окружающих. Окружающие выражают взглядом понимание.
Все-таки есть предел возможностей человеческих, положенный человекам от Бога. Терпеть такую пытку долго нельзя. Самый смелый плюет на общественное мнение, хватает со стола вилку и, с истерической решимостью, бросается на лошадиный помет. Под давлением обстоятельств и вилки тот разламывается.
"ОН НАСТОЯЩИЙ!!!!"- кричит смельчак, - "НАСТОЯЩИЙ!!!"
Виночерпий молча разливает.
В эту минуту, из коридора доносится топот и в дверях появляется взмыленый мужик: «Ребят», - кричит, - «вы коня не видели»?
"Какого коня?"- хитро спрашивают его на всякий случай творческие медики.
"Маленького. Пони. Малышом зовут. Я дрессировщик из уголка Дурова, у нас сегодня концерт здесь. Конь у меня убежал!"
"А пошел бы ты, дрессировщик, на х@й!!!!!!" - заорали ему хором медики. И выпили.
И еще выпили, потому как пронесло!
