Принцесса

Девушка, тонкая, нежная, прекрасная, лежала на полу. Над ней склонился королевский лейб-медик, а вся венценосная семья стояла вокруг, затаив дыхание. Кроме них и суетящегося над телом доктора, в комнате находились лишь самые приближенные к королевской фамилии люди: премьер-министр, старшая фрейлина, конюх, таксидермист, начальник тайной полиции, старший подаватель ночного горшка, виночерпий, шут, портной и палач.
Все они, за исключением палача и начальника тайного сыска, нервно тряслись и яростно перешептывались. Палач же аккуратно заплетал косичку из веревок для повешенья, а начальник тайного сыска по обыкновению своему читал доносы и что-то аккуратно записывал в маленькую чёрную книжечку.
— Всё, — устало сказал лейб-медик, вставая с пола. — Дохлый номер. Бесполезно.

— Это же пятая за неделю, — простонал король. — Никак нельзя? Есть же вроде методы... Молниями там, закалыванием жертвенных придворных... Стоять, кому сказал!!! ...ну, или пнуть ее куда-нибудь. — Не, не пойдет. Этот экземпляр только в бетон и в фундамент нового крыла, к остальным трем дюжинам. Очень, каменщики говорят, способствует укреплению основ и добрососедских отношений.
— Не, ну одна, ну две! Даже дюжина — это еще ничего! Но у нас же их скоро складывать будет некуда! Да и соседи могут возмутиться — принцесс, конечно, много, но не настолько же. А выслушивать петиции, отклонять резолюции и плевать на послов у меня уже здоровье не то, я на пенсию хочу.
— Так вы на это глупое испытание с горошиной плюньте, Ваше Величество, плюньте. Каждый раз на перины тратиться, принцесс этих глупых спать укладывать, нервничать. Зачем?
— Э, брат. Это традиция. Традиции отменять нельзя. Народ не поймет. Я сам традиция и очень не люблю, когда меня отменяют. И потом — знаешь, сколько мне за рекламу производители гороха и перин башляют?

— Нет, Вашество. А сколько?
— Пойди сюда, — и король, привстав на цыпочки, что-то прошептал на ухо наклонившемуся к нему лейб-медику. Глаза у того округлились, и он недоверчиво посмотрел на короля. Король кивнул.
— Да, такую практику грех прекращать. А может, мы кого-нибудь казним? — с надеждой спросил лейб-медик. — Как правило — помогает.
— Милок? — подозрительно спросил король. — А как же клятва Гиппократа?
— Ой, да знаете, где я видел эту клятву, Вашество? Только в гробу. Причем не у себя, а у предыдущего лейб-медика. Которого вы, Вашество, изволили казнить. А я мясник, с Правобережного рынка. И клятв никаких не давал. Профессию вот смежную в моем возрасте осваивать тяжело. Но чем дальше, тем больше я прихожу к конструктивному выводу о том, что лучшее средство от всех болезней — это ампутация. Так что справляюсь.
— А может, все-таки молнией? — просительно протянул король. Лейб-медик сурово на него посмотрел и ткнул пальцем в придворных. Те было встрепенулись, но уже через минуту их, связанных, спотыкающихся, с мешками на головах, выводили через секретный ход под руководством начальника тайного сыска, а к хвосту процессии присоединился палач, на ходу распутывая косичку висельных веревок.
— Да, всюду заговор. Нигде нельзя спокойно вздохнуть. Пошли, сынок, — обернулся король к апатично стоявшему до сих пор принцу. — И вы, матушка, присоединяйтесь к нам, — сказал он королеве.
— Так вы говорите, тотализатор и прямые трансляции? Недурно, недурно, я бы даже сказал, похвально. Сам бы я не додумался. А не хотите должность министра финансов? Или того лучше — премьер-министра. Через пару минут обе эти должности станут вакантными, а я не знаю никого, кто бы подошел на эти места лучше вас. Лейб-медика-то я найду, а вот с умными людьми — это проблема. Не выживают они во дворцах. Их слишком быстро травят. А вы человек бывалый. Авось протянете полгода, а то и год! — король всё дальше уводил лейб-медика по коридору, за ними уныло брел принц.
Когда они скрылись в темноте, королева подошла к кровати. Она порылась под сотней перин, вытащила из-под них горошину и положила ее в маленькую, украшенную драгоценностями коробочку. На черной эмали брильянтами был выложен череп. «Никто не заберет у меня моего милого мальчика!» — думала королева, прижимая коробочку к груди. «Ни одна высокородная мерзавка! Мой сынок, моя кровинушка! Он останется дома! И плевать на всех!» Королева собралась выйти, затем оглянулась и посмотрела на тело принцессы, покрытое синяками. «И всё же, — подумала она. — Какая неприятная смерть. Умереть от горошины», — и вышла из комнаты.

Голубые глаза принцессы безучастно смотрели в потолок. Вскоре над телом закружилась первая муха.